Эта школа самобытна, не имеет прямых аналогов среди других местных писем, ее отличают верность русским иконописным традициям и высокий уровень исполнения. Начиная с самых ранних памятников, она была тесно связана с беглопоповцами-софонтиевцами, массово переселявшимися на Урал в 20-х гг. XVIII в. с Нижегородчины (керженцы), позднее прочно ассоциируется со старообрядцами-часовенными (составляющими абсолютное большинство среди староверов горнозаводского Урала) и является одним из важнейших элементов их самоидентификации.
Невьянская икона бытовала именно в местах компактного проживания старообрядцев-часовенных и за пределами горнозаводского Урала встречается крайне редко.
На сегодняшний день нам известен ряд крупных невьянских иконописцев, многие из которых одновременно являлись выдающимися старообрядческими священниками и старшинами, известными во всем старообрядческом мире, а также несколько мощных династий иконописцев – Коскины, Заверткины, Перетрутовы (Седышевы), Малыгановы, Чернобровины, Филатовы, Романовы, Колчины и, конечно же, Богатыревы.
Несмотря на обилие на территории горнозаводского Урала еще в начале прошлого века старообрядческих часовен и богатейших личных моленных, например, Тарасовых, Расторгуевых-Харитоновых (невьянские иконы бытовали в семьях старообрядцев-часовенных, бережно хранились и передавались из поколения в поколение в качестве приданного или по наследству), а также большого количества богатых единоверческих церквей (в которых также бытовало множество невьянских икон), на сегодняшний день настоящая невьянская икона – большая редкость и на антикварном рынке, и в основных местах бытования.
Цель этой работы – проследить судьбы памятников невьянской иконописи, особенно в ХХ в., увидеть, как и почему исчезала невьянская икона, оценить масштабы безвозвратных потерь и побудить читателей и исследователей к более внимательному и бережному отношению к тому, что у нас еще осталось.
Говоря о невьянской иконе, было бы логично начать повествование непосредственно с Невьянска. В Невьянске в XVIII – начале XX в. Большая часть населения была старообрядцами-часовенными либо староверами, перешедшими в единоверие. Именно они были основными заказчиками невьянской иконы. Что же касается произведений, происходивших из других иконописных центров, то они в старообрядческих молельнях встречались крайне редко, – в списках конфиската и в описях эти произведения обозначались как «образа российской работы».
9 апреля 1772 г. в Невьянске вспыхнул пожар, в котором сгорело около двухсот домов, по другой информации, до трехсот. Есть основания полагать, что этот пожар уничтожил и старообрядческую часовню (старообрядческие часовни на территории горнозаводского Урала – места максимальной концентрации невьянских икон). Известно также, что сгорели Московская и Тульская улицы, где селились наиболее зажиточные невьянцы. Кроме того, на Тульской улице в соседних домах жили семьи иконописцев Коскиных, а также будущих иконописцев Малыгановых и Богатыревых.
Примечательно, что на сегодняшний день известно всего несколько невьянских икон, исполненных до 1772 г., – это Богоматерь «Египетская» (1734), Богоматерь «Одигитрия» (1758, атрибутирована по окладу), Никола Можайский (1762, створка складня), «Спас на престоле» (1763) и, наконец, складень (1764) из ЦМИАР. После 1772 г. такие иконы встречаются намного чаще, и это позволяет предположить, что более древние памятники в основном погибли в пожаре.
Еще около сотни домов в Невьянске были уничтожены при пожаре восемь лет спустя, случившемся 20 мая 1780 г. А 17 мая 1829 г. Сгорело еще 86 домой. Зная об обилии икон в домах невьянских жителей, можно предположить, что ущерб, нанесенный невьянской иконе, был значительным. И хотя принято считать, что при пожаре иконы из домов выносят в первую очередь, практика показывает, что это удается не всегда.
Самые большие потери в Невьянске принес пожар 23 мая 1890 г. В этом пожаре сгорели 1085 домов из 3000 и деревянная старообрядческая моленная вместе с богатым собранием старопечатных книг и древних рукописей. Зная о наличии у невьянских старообрядцев частных и личных моленных и большого количества икон в домах, можно предположить, что ущерб был гораздо серьезнее.
Другой крупный старообрядческий центр – Шарташ – горел дважды: в 1766 и в 1832 гг. В пожарах гибли не только дома, но и скиты, хотя точные цифры потерь сейчас назвать трудно: известно лишь, что в 1826 г. в Шарташе имелись четыре крупных скита, а в 1847 г. в докладе, составленном для Николая I, были названы часовня и одиннадцать скитов, без указания размеров. Так или иначе, пожар 1832 г. нанес Шарташу огромный ущерб и фактически прекратил его существование как крупного старообрядческого центра.
Возможно, именно в силу всех этих обстоятельств известны всего две иконы, происходящие из Шарташа, хотя мы точно знаем, что беглопоповский Шарташ окормлялся невьянскими попами, имел теснейшие связи со старообрядческим Невьянском и с невьянскими иконописцами, а многие шарташские купцы имели невьянские корни. В 1869 г. была закрыта знаменитая Быньговская часовня, которая, по мнению очевидцев, была куда богаче Невьянской. Часть тамошних крупных икон: Никола Можайский, Александр Невский и «Спас Вседержитель», а также, вероятно, «Положение во гроб» и «Распятие» были перенесены в Невьянскую часовню на горку, а остальные снесли в большой дом (сохранились глухие упоминания, что дом был двухэтажным, а хозяина звали Григорием). Через несколько лет дом со всеми иконами сгорел, и из всей Быньговской часовни осталась только одна икона – знаменитая Минея, выменянная в 1970-е гг. на ящик водки. Точно так же, со всеми иконами, сгорела после закрытия богатая часовня в Петрокаменском.
Вестник музея "Невьянская икона". Выпуск IV